АнтиДом2

Объявление

 

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » АнтиДом2 » Другая жизнь - другие интересы » Литература


Литература

Сообщений 201 страница 210 из 223

201

Анхель де Куатьэ. "Сердце Ангела". отрывок:

"...Галина была не из тех людей, с которыми хочется делиться  чем-то очень личным, сокровенным. Но однажды, около года назад, когда Марьяне было совсем тяжело — отношения с Иваном в очередной раз зашли в непроходимый тупик, она расклеилась, дала слабину и посвятила Галину в нюансы их с Иваном отношений.

После чего Галина стала своего рода «личным поверенным» Марьяны. Вначале Марьяна была этому даже рада. Галина ее выслушивала, давала советы, поддерживала, подбадривала, внушала оптимизм и вообще —была на ее стороне. И это очень важно —знать, что кто-то «на твоей стороне», что ты не одинок.

Но постепенно Марьяна стала понимать, что ее история для Галины — это просто развлечение, способ самоутвердиться за счет другой женщины и так вот, опосредованно, отомстить мужчинам за собственную неудавшуюся личную жизнь. 
Марьяна на самом деле была совершенно безразлична Галине. Для  Галины это была просто игра.

Галина — любительница сплетен, разнообразных «заговоров», актерства и манипуляций. И, разумеется, для гламурной 
девушки» с подобными наклонностями быть посвященной в круг личных проблем одного из самых ярких  представителей «золотой молодежи», каким являлся Иван, было  настоящим счастьем.
В какой-то момент Марьяна стала это понимать. Очень  расстроилась, переживала.
Потом пыталась как-то дистанцироваться от Галины, но в результате та приклеивалась еще сильнее. Она была из разряда тех людей, которым никакое  занятие не наскучивает, пока не будет поставлена последняя
точка. И не будет понятно, кто выиграл.

Иван раскусил Галю сразу. Он очень негативно относился к этой  «девичьей дружбе», всячески притеснял Галину, ругал Марьяну за  то, что она с ней общается. Но в эти минуты Марьяна меняла свой собственный взгляд на Галину и 
свое отношение к ней. В конце концов, она ее подруга! И она ей сочувствует! А Иван...

«Тебе просто не хочется, чтобы у меня были друзья! — в сердцах  говорила ему Марьяна. — Потому что они меня поддерживают! Я  перестаю быть безропотной и испуганной, какой ты хочешь меня  видеть! У тебя не получается мною управлять — вот почему ты ее  так не любишь! Но я друзей не предаю!»

«Маруся, как ты не понимаешь, что она разрушает наши отношения?! — отвечал ей на это Иван. — Она просто спит и видит, чтобы ты осталась одна, на бобах! У нее у самой жизнь не сложилась... Ее ведь все бросают! Все! И она хочет, чтобы ты была такой же неудачницей, как она! О какой дружбе ты говоришь?! Разве это дружба?!»

«Что значит — "неудачницей"?! — возмущалась в ответ Марьяна. Или ты хочешь сказать, что это определяется ужчиной, с  которым она живет? Так?! А что, у женщины не может быть никаких других интересов? Она что, не человек, по-твоему?!  А если у нее другие ценности, другие приоритеты?! И она  счастлива без мужчины...»

«Ладно, закончим на этом», — говорил обычно Иван, и по всему его виду было понятно, что он  недоволен, раздосадован, разозлен. Он просто уходил от разговора. И Марьяна отчетливо понимала, что ее доводов он не услышал, не понял, а главное — не хотел слышать и понимать. Словно есть только одно правильное мнение — его.

И все это только лишний раз доказыва ло правоту слов Галины, которая говорила: «Он просто решил для себя, что ты дура и не о чем ему с тобой разговаривать. Они все такие — эти мужики. Они боятся открытого разговора с нами, с женщинами. Понимают, что проиграют в честном споре. И просто "дисквалифицируют" противника»...

202

Снусмумрик
Узнаваемо) С такими "подругами" и враги "без работы" останутся))

А я продолжаю рекламировать своё недавнее открытие(ссылки всё там же, на ветке "О книгах...")))
А. Гавальда. Просто вместе (отрывки из романа )

Роман о том, как одна удивительная [i]хорошая квартира собрала трёх одиноких людей и открыла навстречу друг у. Конечно, дело не только в квартире... а в умении после предательств самых дорогих и родных людей, сохранить себя, жить, отдавать, ничего не требуя взамен. Хорошая история. Любовь помогает вылечить душу и начать новую настоящую жизнь, не допустить собственного бессилия, когда, презирая себя, ты понимаешь, что твой самый близкий человек волею обстоятельств должен провести последние дни в приюте для престарелых. Просто быть вместе, окружить заботой и теплом, сложить несложившуюся семью такой, какой герои САМИ хотят её видеть. Согреть другие сердца. Быть счастливым.[/i]
     - И вы живете один в Париже?
     - Да... Вернее, не совсем один... У меня есть сосед по квартире...
     - Вы хорошо ладите?
     Филибер не ответил, и Камилла переспросила:
     - Что, у вас не все гладко?
     - О нет... все в порядке! И потом, мы почти не видимся...
     - То есть?
     - Скажем так: это не замок д'Анэ. Она рассмеялась.
     - Он работает?
     - Только это он и делает. Работает, спит, работает, спит. А когда не спит, приводит
девиц... Любопытный персонаж, разговаривать вообще не умеет, только орет. Мне трудно
понять, что эти девицы в нем находят. У меня, конечно, есть кое-какие предположения.
     - Чем он занимается?
     - Он повар.
     - Да ну? Но он хоть подкармливает вас вкусненьким?
     - Никогда. Я ни разу не видел, чтобы он что-то делал на кухне. Разве что утром, когда он
терзает мою бедную кофеварку...
     - Он ваш друг?
     - Боже, конечно, нет! Я нашел его по объявлению, у кассы в булочной, что напротив,
висел листочек: Молодой повар из ресторана " Vert galant " снимет комнату, чтобы
отдыхать там днем во время перерыва.  Сначала он действительно приходил всего на
несколько часов в день, а потом... в общем, он теперь тут живет.
     - Вас это раздражает?
     - Вовсе нет! Я даже сам это предложил... Понимаете, квартира несколько великовата для
меня... И потом, он все умеет. Я даже лампочку поменять не могу, так что... А он мастер на все
руки и отъявленный прохвост, клянусь честью... С тех пор как он здесь поселился, моя плата за
электричество тает, как зимний снег на весеннем солнце...
     - Он подкрутил счетчик?
     - Да ему это раз плюнуть... Не знаю, какой он повар, но руки у него золотые. А
поскольку в моем доме все давным-давно пришло в негодность... Нет... Он мне действительно
очень нравится... Мы никогда толком не разговаривали, но у меня создалось впечатление, что
он... Впрочем, я ни в чем не уверен... Порой у меня возникает ощущение, что я живу под одной
крышей с монстром...

***
Полетта не ждала его раньше понедельника и так удивилась, что не успела надеть на лицо
маску оскорбленной старой дамы. Она не лежала, вытянувшись на кровати со злым
выражением лица, а сидела у окна и что-то шила.
     - Ба...
     Ах, черт, ей не удалось принять обиженное выражение лица и спрятать улыбку.
     - Любуешься пейзажем?
     Как же ей хотелось сказать ему правду! "Ты что, смеешься надо мной? При чем тут
пейзаж? Нет. Я тебя караулю, малыш. Целыми днями только это и делаю... Даже когда точно
знаю, что ты не приедешь. Я всегда тут сижу и жду тебя... Знаешь, я теперь узнаю твой
мотоцикл издалека и дожидаюсь, пока ты снимешь шлем, чтобы "прыгнуть" в постель и сделать
обиженное лицо..." Но она сдержалась, буркнув что-то неразборчивое.
     
     Он опустился на пол у ее ног и прислонился спиной к батарее.
     - Все в порядке?
     - Ммм...
     - Что делаешь?
     - ...
     - Дуешься?
     - ...
     Они пытались переупрямить друг друга еще с четверть часа, потом Франк почесал голову,
закрыл глаза, вздохнул, подвинулся, чтобы видеть ее лицо, и произнес бесцветным голосом:
     
     - Выслушай меня, Полетта Лестафье, выслушай очень внимательно.
     Ты жила одна в доме, который обожала. Я тоже очень его любил. Утром ты вставала ни
свет ни заря, готовила себе травяной чай, пила его, разглядывая цвет облаков на небе, чтобы
определить, какая будет погода. Потом ты кормила подданных своего маленького королевства
- своего кота, соседских кошек, малиновок, синичек и прочих божьих тварей. Потом ты брала
секатор и прежде, чем заняться собой, приводила в порядок цветы. Потом ты одевалась и
караулила почтальона или мясника. Этот жулик толстяк Мишель вечно отрезал тебе
бифштексы весом по триста грамм каждый вместо ста, а ведь знал, мерзавец, что у тебя не
осталось зубов... Ты, конечно, никогда ничего ему не говорила! Боялась, что он забудет
посигналить тебе в следующий вторник... То, что оставалось, ты варила - чтобы супы
получались повкуснее. В одиннадцать ты брала корзинку и шла в кафе папаши Гриво за газетой
и двумя ливрами хлеба. Ты давно перестала его есть, но все-таки покупала... По привычке... И
для птиц... Ты часто встречалась с кем-нибудь из давних приятельниц, и, если одна из них
успевала прочесть похоронную колонку в газете раньше тебя, вы долго обсуждали дорогих
усопших, горько вздыхая. А потом ты сообщала ей новости обо мне. Даже если таковых не
имелось... Для местных я уже тогда сравнялся известностью с Бокюзом , скажешь, нет? Ты
жила одна почти двадцать лет, но по-прежнему стелила скатерть, красиво накрывала стол,
ставила бокалы на высокой ножке и цветы в вазочке. Если не ошибаюсь, весной это были
анемоны, летом - астры, а зимой ты покупала букетик на рынке и все время обзывала его
уродливым и слишком дорогим... После обеда ты отдыхала на диванчике, и твой толстый
котяра приходил - так и быть! - посидеть несколько минут у тебя на коленях. Полежав, ты
заканчивала работу, которую затеяла утром в саду или на огороде. Ох уж мне этот огород... Ты
мало что выращивала, но все-таки он тебя подкармливал, и ты выходила из себя, когда Ивонна
покупала морковь в супермаркете. Ты считала это настоящим позором...
     А вот вечера были длинноваты, так? Ты надеялась, что я позвоню, но я не звонил, и тогда
ты включала телевизор и садилась перед экраном, зная, что все эти глупости быстро тебя
усыпят. Когда начиналась реклама, ты неожиданно просыпалась, обходила дом, кутаясь в шаль,
и закрывала ставни. Этот скрип ставней в темноте - ты и сегодня его слышишь, я в этом
уверен, потому что тоже его слышу. Я сейчас живу в таком утомительном городе, где вообще
ничего не расслышишь, но мне достаточно прислушаться, и я различаю скрип деревянных
ставней твоего дома и двери сарайчика во дворе...
     Я действительно не звонил, но я о тебе думал, а когда приезжал навестить, мне и без
святой Ивонны, которая всякий раз отводила меня в сторонку и, теребя за руку, докладывала
обстановку, было ясно, что все плохо... Я не решался ничего тебе сказать, но видел, что и сад
не такой ухоженный, и огород весь скособочился... Я видел, что ты стала меньше следить за
собой, и цвет волос у тебя странноватый, и юбка надета наизнанку. Замечал, что плита заросла
грязью, и что в жутких свитерах, которые ты продолжала мне вязать, полно пропусков и дыр, и
что чулки ты натянула от разных пар, и что ты натыкаешься то и дело на углы и предметы...
Да, да, не смотри на меня так, бабуля... Я всегда знал о тех огромных синяках, хоть ты и
прятала их под жакетами...
     Я мог бы начать доставать тебя намного раньше... Мог заставить ходить по врачам,
скандалить, чтобы ты плюнула наконец на эту чертову лопату, тем более что ты и поднять-то ее
толком не могла... Я мог попросить Ивонну приглядывать за тобой, шпионить и сообщать мне
результаты твоих анализов... Мог, но говорил себе, что лучше оставить тебя в покое, и тогда в
тот день, когда все окончательно разладится, ни у тебя, ни у меня не будет сожалений... По
крайней мере, ты пожила в свое удовольствие. Была счастлива. И спокойна. До самого конца.
     
     - Теперь этот день настал. Мы имеем что имеем, и ты должна подчиниться, старушка.
Вместо того чтобы изводить меня и строить козью морду, лучше бы поблагодарила судьбу за
везение - ты прожила больше восьмидесяти лет в таком красивом доме...
     Она плакала.
     - ...и кроме того, ты ко мне несправедлива. Разве я виноват в том, что живу далеко и
совершенно одинок? Моя ли вина, что ты осталась вдовой? Разве из-за меня ты не родила
других детей, кроме моей потаскухи матери, детей, которые могли бы сегодня заботиться о
тебе? И разве это моя вина, что у меня нет ни сестер, ни братьев, которые навещали бы тебя по
очереди со мной?
     Нет, это не моя вина. Мой единственный грех в том, что я выбрал такую никудышную
профессию. Я должен вкалывать, как полный придурок, и ничего не могу с этим поделать, а
хуже всего то, что, даже захоти я что-то изменить, все равно ничего другого делать не умею...
Да ты хоть понимаешь, что я работаю всю неделю, кроме понедельника, а по понедельникам
приезжаю сюда? И не изображай удивление... Я говорил тебе, что по воскресеньям у меня
халтура - надо выплачивать за мотоцикл, так что в постели я по утрам не валяюсь... Начинаю
каждый день в половине девятого, а вечером работаю до полуночи. Чтобы все это выдержать,
приходится спать днем.
     Суди сама, что такое моя жизнь: ничто, пустота. Я ничего не делаю. Ничего не вижу.
Ничего не знаю и - самое ужасное - ничего не понимаю... Во всем этом бардаке было всего
одно светлое пятно, одно-единственное: нора, которую я снял у этого странного типа - я тебе
часто о нем рассказываю. Знаешь, он ведь настоящий аристократ... Так вот, даже тут все пошло
прахом... Он привел девушку, она живет с нами и бесит меня так, что никакими приличными
словами не выразишь... Она даже не его подружка! Я вообще не уверен, что этот парень сумеет
однажды "произвести залп", ой, прости, "сделать решающий шаг"... Нет, это просто какая-то
убогая, которую он взял к себе под крылышко, и теперь обстановочка в доме та еще, и мне
придется искать другую берлогу... Ладно, плевать, я столько раз переезжал... Как-нибудь
выкручусь... А вот с тобой у меня ничего не получается, понимаешь? Я в кои веки работаю с
приличным шефом. Я тебе все время рассказываю, как он орет и все такое прочее, но он
нормальный мужик. У нас с ним нормальные отношения, он вообще добрый... Рядом с ним я
действительно расту как профессионал, понимаешь? И не могу подвести его, по крайней мере
не могу уйти раньше конца июля. Я ведь рассказал ему про тебя... Объяснил, что собираюсь
вернуться в Тур, чтобы быть поближе к тебе. Уверен, он мне поможет, но я сейчас на таком
положении, что не хочу соглашаться абы на что. Я могу быть шефом в кафе или первым
помощником в приличном ресторане. Но подавальщиком не пойду, ни за какие коврижки...
Хватит, нахлебался... А ты должна потерпеть... И не смотри на меня такими глазами, иначе -
скажу тебе честно - я перестану приезжать. Повторяю: у меня всего один свободный день в
неделю, и если я каждый раз буду тут у тебя впадать в депрессуху, то просто сдохну... Скоро
праздники, и работы у меня будет выше крыши, и ты, черт возьми, должна мне помочь...
     И последнее... Одна милая тетка из персонала сказала мне, что ты не хочешь общаться с
остальными - кстати, я тебя хорошо понимаю, весельчаками твоих компаньонов не
назовешь! - но ты могла бы сделать вид... Вдруг тут есть еще одна Полетта - тоже сидит в
своей комнате, прячется, боится и умирает от одиночества. .. Может, она тоже рассказала бы
тебе о своем саде и замечательном внуке, но как же вам найти друг друга, если ты сидишь тут и
капризничаешь, как маленькая?
     
     Она ошеломленно смотрела на него.
     
     - Вот и хорошо. Я выложил все, что хотел, и теперь не могу встать, так болит жо...
задница. Ну и? Что ты там мастеришь?
     
     - Это ты, Франк? Это правда ты? Я никогда в жизни не слышала от тебя такой длинной
речи... Надеюсь, ты не заболел?
     - Ничего я не заболел, просто устал. Осточертело все, понимаешь?
     
     Она долго смотрела на него, потом тряхнула головой, словно наконец очнулась, и
показала ему свое шитье.
     - Это для малышки Надежды, она работает в утреннюю смену. Милая девушка... Я чиню
ее свитер... Кстати, вдень-ка мне нитку в иголку, я не могу найти свои очки.
     - Садись на кровать, а я займу кресло, идет?
     
     Он заснул, не успев приземлиться. Сном праведника.

***
     Он прикрыл ее полами своей куртки и уперся подбородком ей в макушку.
     - Ну ладно... Ладно... - тихонько шептал он, сам не зная, что хочет этим сказать:
"Ладно, поплачь еще, выплачь все слезы" или "Ладно, все в порядке, довольно лить слезы".
     
     Пусть сама решает.
     
     Ее волосы щекотали ему лицо, он чувствовал себя очень молодым и счастливым.
     Очень счастливым.
     Он улыбался. Впервые в жизни он оказался в нужном месте в нужное время.
     
     Он потерся подбородком о ее темечко.
     - Успокойся, малышка... Не бери в голову, у нас все получится... Может, не лучше, чем
у других, но и не хуже... Все получится, обещаю тебе... Получится... Мы ничего не потеряли
- ведь у нас ничего нет... Ну же... Пошли.

***
     - Надо же... - шеф прищелкнул языком. - Он здорово изменился, ваш внук... Я его не
узнаю...
     Он повернулся к Камилле:
     - Что вы с ним сделали?
     - Ничего!
     - Продолжайте в том же духе! Ему это идет на пользу... Нет, правда... Он в порядке,
этот малыш... В полном порядке...
     Полетта плакала.
     - Эй, в чем дело? Что я такого сказал? Пейте, черт возьми! Пейте! Максим...
     - Да, шеф?
     - Принесите мне бокал шампанского, пожалуйста...

203

- Алло. Привет, это я.

- Привет.

- Как дела?

- Нормально, спасибо. А у тебя?

- Тоже ничего. Чего не спишь так поздно?

- Не знаю, не спится. Ночь сегодня такая тёмная-претёмная. Какая-то глубокая...

- Луну видишь? Она сегодня тоже какая-то необычная. Большая такая и почему-то очень жёлтая.

- Вижу. Здорово. Мы с тобой видим одну луну. Господи! Как же я тебя люблю!

- Нет, нет, не говори этого, подожди, впереди ещё такая большая жизнь, ты ещё тысячу раз скажешь мне это.

- Тысячу?

- Нет, две, три, десять, миллион... Много миллионов раз я буду слышать, как ты говоришь мне это...

- Господи. Какая же сумасшедшая луна. Давай загадаем желание!

- Смешная. Желание загадывают, когда звёзды падают или когда монетку в реку кидают, но когда смотрят на луну, не загадывают желание...

- Всё равно. Давай. Я очень хочу. Очень-очень. И прямо сейчас.

- Давай. Я уже загадал.

- И что же?

- Говорить нельзя – не сбудется!

- Нет, про "лунные" желания говорить можно!

- Ладно. Я загадал, чтобы через много-много лет, когда мы закончим институт и нас отправят с наших работ на законные пенсии, чтобы когда-нибудь тогда мы проснулись с тобой такой же тёмной ночью и увидели такую же большую жёлтую луну. И если так будет, то будет жива наша любовь, навсегда, и даже тогда, когда мы, совсем старенькими тихо помрём в своих уютных кроватках.

- Милый, нежный, единственный. Мне кажется, что я сейчас разорвусь. То, что ты говоришь, - это так прекрасно. Я очень, очень, очень люблю тебя.

- Господи... Какая же всё-таки луна... Никогда её такой не видел... Знаешь... Я тут подумал... Я, наверно, буду любить тебя всегда... Всю жизнь... Всю...

- И я... буду любить тебя всегда. До самого конца, до самой смерти... буду любить тебя...

***

- Алло. Добрый день. Простите, а могу я поговорить с Настей?

- Да, я слушаю вас.

- Настя, это ты?

- Да, это я. Простите, а с кем я говорю?

- Настя, это Александр… Саша.

- Саша? Ка... Саша... Это ты?

- Да это я, Настя.

- Здравствуй, Саша. Не может быть…

- Как ты живёшь, Настя?

- Я... я... Господи! Смешной ты человек. Звонишь спустя двадцать лет и так вот абсолютно спокойно спрашиваешь, как я живу… Я, поверь, не знаю, что тебе сказать... Ну... живу, живу... Кручусь, верчусь, помаленьку… А ты, ты – что, где...

- Всё так же, как и у тебя, Настя. Тоже кручусь, тоже верчусь... Живу, словом...

- Какой ты сейчас?

- Не дождётесь. Ни одного седого волоса... Ты замужем, Насть?

- Была... Разведена.

- Несчастная любовь?

- Нет. Просто, как говорят, не сошлись характерами. А как твой личный фронт? Я же ничего, совсем ничего о тебе за эти годы не слышала!

- Моя вторая жена опять беременна. Ждём второго пацана. Первая – иногда звонит и даже заходит.

- С ума сойти! Бурно живёшь. А сколько лет твоему первому?

- Тринадцать. Весь в папу!

- У меня дочка. Красавица растёт. Ей всего одиннадцать лет, а кокетничает с мальчиками, как умудрённая опытом взрослая женщина.

- С ума сойти, Настька! Двадцать лет! Как один день!

***

- Алло. Здравствуйте. Это квартира Пахомовых?

- Да.

- Извините. Будьте добры Настю… Анастасию Фёдоровну…

- Это я.

- Здравствуй, Настя. Это Саша.

- Какой Саша, простите?

- Александр Николаевич... Ну Саша, твой одноклассник.

- Саша?! Это ты?.. Слушай, у тебя отличная привычка звонить раз в двадцать лет.

- Да, ты права. Ну… суета, суета, жизнь... сама, знаешь.

- Да... знаю. Но я тебя не забывала.

- И я тебя, Настя, не забывал. Клянусь... ни на минуту. Просто всё никак не добирался до телефона. Бывало, соберусь позвонить и откладываю. Так откладывал годы, десятилетия...

Теперь уж откладывать нельзя…

- Старость грядёт, Шурик?..

- Да... Смешно... но стареть очень не хочется. Совсем не хочется.

- А ведь если подумать, мы прожили уже больше, чем нам осталось. Жизнь пролетела, как один день. А мы всё летели и летели за ней. Только она, сам знаешь, всё равно быстрее.

- Помнишь, мы всё думали, с кем угодно – только не со мной, только не со мной.

Ошибались. Так не бывает. И моя седая башка с моим радикулитом говорят мне об этом каждое утро.

- Ты стал философом.

- Годы берут своё.

- Но голос твой не изменился ни на капельку.

- Ты помнишь мой голос?

- ...Я помню всё.

***

- Алло! Алло! Вас плохо слышно! Добрый день. Простите. А позовите, пожалуйста, к телефону Анастасию Фёдоровну.

- Простите, а кто её спрашивает?

- Что?! Говорите, пожалуйста, громче - я плохо слышу!

- С кем я говорю?!

- Это Александр Николаевич.

- Александр Николаевич?.. А-а-а... Вы... вероятно, её одноклассник?

- Да, да! Тот самый.

- Здравствуйте, Александр Николаевич. С вами говорит Марина, дочь Анастасии Фёдоровны. Мама много рассказывала о вас... Вы знаете... она умерла... полтора года назад...

***

- Алло. Привет, это я.

- Привет.

- Как дела?

- Нормально, спасибо. А у тебя?

- Тоже ничего. Чего не спишь так поздно?

- Не знаю, не спится. Ночь сегодня такая тёмная-претёмная. Какая-то глубокая...

- Луну видишь? Она сегодня тоже какая-то необычная. Большая такая и почему-то очень жёлтая.

- Вижу. Здорово. Мы с тобой видим одну луну. Господи! Как же я тебя люблю!

- Нет, нет, не говори этого, подожди, впереди ещё такая большая жизнь, ты ещё тысячу раз скажешь мне это.

- Тысячу?

- Нет, две, три, десять, миллион... Много миллионов раз я буду слышать, как ты говоришь мне это...

204

Я умер почти 5 лет назад. Но я пишу вам не для того, чтобы рассказать как мне тут живется. Я пишу, чтоб рассказать вам свою историю. Историю моей большой любви. И ещё хочу сказать, что любовь не умирает. Даже на том свете. Даже если её пытаться убить, даже если этого хотите вы. Любовь не умирает. Никогда…
Мы познакомились 31 декабря, я собирался встречать Новый год со своей женой, у своих старых друзей. Моя жизнь до её появления была настолько никчемной и ненужной, что очень часто я спрашивал себя: «для чего я живу?» Работа?Да, мне нравилось чем я занимаюсь. Семья?Я очень хотел иметь детей, но у меня их не было. Теперь я понимаю, что смысл моей жизни был в ожидании этой встречи.
Я не хочу описывать её. Вернее. Я просто не могу описать её, чтоб вы действительно поняли, какая она. Потому, что каждая буква, каждая строчка моего письма пропитана любовью к ней и за каждую  ресничку, упавшую с её печальных глаз,за каждую слезинку я готов был отдать все.

Итак, это было 31 декабря. Я сразу понял,что пропал. Если бы она пришла одна, я бы не постеснялся своей третьей супруги и подошел к ней в первую минуту нашей встречи. Но она не одна. Рядом с ней был мой лучший друг. Знакомы они были всего пару недель, но из его уст я слышал о ней очень много интересного. И вот теперь,я увидел её. Когда пробили куранты, и были произнесены тосты я подошел к окну.От моего дыхания окно запотело, и я написал «люблю», отошел подальше,и надпись на глазах исчезла. Потом было опять застолье, тосты. К окну, я вернулся через час. Я подышал на него и увидел надпись «твоя». У меня подкосились ноги, на несколько секунд остановилось дыхание…
Любовь приходит только раз. И этот человек понимает сразу. Все, что было в моей жизни до этого дня – сон, бред. Очень много слов есть этому явлению, но жизнь моя началась именно в этот новогодний вечер, потому что я понял, я увидел в её глазах, что этот день – тоже первый день в её жизни.
Второго января мы переехали в гостиницу, и планировали купить свой маленький уголок. У нас входило в привычку писать друг другу на окнах: в машине, у друзей дома. Мы вместе уже ровно два месяца.Потом меня не стало, сейчас я прихожу к ней, только когда она спит. Я сажусь к ней на кровать, я вдыхаю её запах. Я не могу плакать, я не умею. Но я чувствую боль. Не физическую, а душевную. Все эти пять лет она встречает новый год одна.Она садится у окна, наливает в бокал шампанского и плачет. Ещё я знаю, что она продолжает писать мне записки на окнах. Каждый день. Я не могу их прочитать,потому что от моего дыхания окно не запотеет. Прошлый новый год необычный,не хочу рассказывать вам секрета потусторонней жизни, но я заслужил одно желание. Я мечтал прочитать её последнюю надпись на стекле. И когда она заснула,я долго сидел у её кровати, я гладил её волосы, я целовал её руки. А потом подошел к окну. Я знал, что у меня получится, я знал, что смогу увидеть её последние желание, и я увидел. Она оставила для меня одно слово «отпусти». Этот новый год будет последний, который она проведет в одиночестве. Я получил разрешение на свое последнее желание в обмен на то, что я больше никогда не смогу к ней прийти и больше никогда её не увижу. В этот новогодний вечер, когда часы пробьют полночь, когда вдруг все будут веселится и поздравлять друг друга, когда вся вселенная замирает от ожидания первого дыхания, первой секунды нового года, она нальет себе в бокал шампанского, подойдет к окну и увидит надпись «ОТПУСКАЮ».

Отредактировано Татка (2008-07-18 23:40:53)

205

* * *
Я разлюбил тебя... Банальная развязка.
Банальная, как жизнь, банальная, как смерть.
Я оборву струну жестокого романса,
гитару пополам — к чему ломать комедь!

Лишь не понять щенку — лохматому уродцу,
чего ты так мудришь, чего я так мудрю.
Его впущу к себе — он в дверь твою скребется,
а впустишь ты его — скребется в дверь мою.

Пожалуй, можно так с ума сойти, метаясь...
Сентиментальный пес, ты попросту юнец.
Но не позволю я себе сентиментальность.
Как пытку продолжать — затягивать конец.

Сентиментальным быть не слабость — преступленье,
когда размякнешь вновь, наобещаешь вновь
и пробуешь, кряхтя, поставить представленье
с названием тупым «Спасенная любовь».

Спасать любовь пора уже в самом начале
от пылких «никогда!», от детских «навсегда!».
«Не надо обещать!» — нам поезда кричали,
«Не надо обещать!» — мычали провода.

Надломленность ветвей и неба задымленность
предупреждали нас, зазнавшихся невежд,
что полный оптимизм — есть неосведомленность,
что без больших надежд — надежней для надежд.

Гуманней трезвым быть и трезво взвесить звенья,
допрежь чем их надеть,— таков закон вериг.
Не обещать небес, но дать хотя бы землю.
До гроба не сулить, но дать хотя бы миг.

Гуманней не твердить «люблю...», когда ты любишь.
Как тяжело потом из этих самых уст
услышать звук пустой, вранье, насмешку, грубость,
и ложно полный мир предстанет ложно пуст.

Не надо обещать... Любовь — неисполнимость.
Зачем же под обман вести, как под венец?
Виденье хорошо, пока не испарилось.
Гуманней не любить, когда потом — конец.

Скулит наш бедный пес до умопомраченья,
то лапой в дверь мою, то в дверь твою скребя.
За то, что разлюбил, я не прошу прощенья.
Прости меня за то, что я любил тебя.
1966
Евгений Евтушенко.
Ростов-на-Дону: Феникс, 1996.

206

Сегодня ночью в Москве на 90-м году жизни скончался великий русский писатель, историк, публицист и общественный деятель Александр Солженицын. Писатель умер дома. Причиной смерти стала острая сердечная недостаточность, сообщил сын Степан. До этого Солженицын долго болел, но продолжал заниматься творчеством. Вместе с женой Натальей Дмитриевной он работал над изданием своего 30-томного собрания сочинений, передает "Эхо Москвы".

207

Любовь пытаясь удержать

Любовь стараясь удержать
Как шпагу тянем мы ее:
Один - к себе за рукоять,
Другой - к себе за острие.

Любовь пытаясь оттолкнуть
На шпагу давим мы вдвоем,
Один - эфесом другу в грудь.
Другой - под сердце острием.

А тот, кто лезвие рукой
Не в силах больше удержать
Когда-нибудь любви другой
Возьмет охотно рукоять

И рук, сжимающих металл,
Ему ничуть не будет жаль,
Как-будто сам не испытал,
Как режет сталь, как режет сталь.

Евгений Агранович

208

Он ненавидел свою жену. Н Е Н А В И Д Е Л! Они прожили вместе 15 лет. Целых 15 лет жизни он видел ее каждый день по утрам, но только последний год его стали дико раздражать ее привычки. Особенно одна из них: вытягивать руки и, находясь еще в постели, говорить: «Здравствуй солнышко! Сегодня будет прекрасный день».
Вроде бы обычная фраза, но ее худые руки, ее сонное лицо вызывали в нем неприязнь. Она поднималась, проходила вдоль окна и несколько секунд смотрела вдаль. Потом снимала ночнушку и нагая шла в ванну. Раньше, еще в начале брака, он восхищался ее телом, ее свободой, граничащей с развратом. И хотя до сих пор ее тело было в прекрасной форме, его обнаженный вид вызывал в нем злость. Однажды он даже хотел толкнуть ее, чтобы поторопить процесс «пробуждения», но собрал в кулак всю свою силу и только грубо сказал:
- Поторопись, уже надоело!
Она не торопилась жить, она знала о его романе на стороне, знала даже ту девушку, с которой ее муж встречался уже около трех лет. Но время затянуло раны самолюбия и оставило только грустный шлейф ненужности. Она прощала мужу агрессию, невнимание, стремление заново пережить молодость. Но и не позволяла мешать ей жить степенно, понимая каждую минуту.
Так она решила жить с тех пор, как узнала, что больна. Болезнь съедает ее месяц за месяцем и скоро победит. Первое желание острой нужды - рассказать о болезни. Всем! Чтобы уменьшить всю нещадность правды, разделив ее на кусочки и раздав родным. Но самые тяжелые сутки она пережила наедине с осознанием скорой смерти, и на вторые - приняла твердое решение молчать обо всем. Ее жизнь утекала, и с каждым днем в ней рождалась мудрость человека, умеющего созерцать. Она находила уединение в маленькой сельской библиотеке, путь до которой занимал полтора часа. И каждый день она забиралась в узкий коридор между стеллажами, подписанными старым библиотекарем «Тайны жизни и смерти» и находила книгу, в которой, казалось, найдутся все ответы.
Он пришел в дом любовницы. Здесь все было ярким, теплым, родным. Они встречались уже три года, и все это время он любил ее ненормальной любовью. Он ревновал, унижал, унижался и, казалось, не мог дышать вдали от ее молодого тела. Сегодня он пришел сюда, и твердое решение родилось в нем: развестись. Зачем мучить всех троих, он не любит жену, больше того - ненавидит. А здесь он заживет по-новому, счастливо. Он попытался вспомнить чувства, которые когда-то испытывал к жене, но не смог. Ему вдруг показалось, что она так сильно раздражала его с самого первого дня их знакомства. Он вытащил из портмоне фото жены и, в знак своей решимости развестись, порвал его на мелкие кусочки.
Они условились встретиться в ресторане. Там, где шесть месяцев назад отмечали пятнадцатилетие брака. Она приехала первой. Он перед встречей заехал домой, где долго искал в шкафу бумаги, необходимые для подачи заявления на развод. В несколько нервном настроении он выворачивал внутренности ящиков и раскидывал их по полу. В одном из них лежала темно-синяя запечатанная папка. Раньше он ее не видел. Он присел на корточки на полу и одним движением сорвал клейкую ленту. Он ожидал увидеть там что угодно, даже фотокомпромат. Но вместо этого обнаружил многочисленные анализы и печати медучреждений, выписки, справки. На всех листах значились фамилия и инициалы жены. Догадка пронзила его, как удар тока, и холодная струйка пробежала по спине. Больна! Он залез в Интернет, ввел в поисковик название диагноза, и на экране высветилась ужасная фраза: «От 6 до 18 месяцев». Он взглянул на даты: с момента обследования прошло полгода. Что было дальше, он помнил плохо. Единственная фраза, крутившаяся в голове: «6–18 месяцев».
На всех листах значились фамилия и инициалы жены. Догадка пронзила его, как удар тока, и холодная струйка пробежала по спине.
Она прождала его сорок минут. Телефон не отвечал, она расплатилась по счету и вышла на улицу. Стояла прекрасная осенняя погода, солнце не пекло, но согревало душу. «Как прекрасна жизнь, как хорошо на земле, рядом с солнцем, лесом». В первый раз за все время, которое она знает о болезни, ее заполнило чувство жалости к себе. Ей хватило сил хранить тайну, страшную тайну о своей болезни от мужа, родителей, подруг. Она старалась облегчить им существование, пусть даже ценой собственной разрушенной жизни. Тем более от этой жизни скоро останется только воспоминание. Она шла по улице и видела, как радуются глаза людей оттого, что все впереди, будет зима, а за ней непременно весна! Ей не дано больше испытать подобное чувство. Обида разрасталась в ней и вырвалась наружу потоком нескончаемых слез…
Он метался по комнате. Впервые в жизни он остро, почти физически почувствовал быстротечность жизни. Он вспоминал жену молодой, в то время, когда они только познакомились и были полны надежд. А он ведь любил ее тогда. Ему вдруг показалось, что этих пятнадцати лет как не бывало. И все впереди: счастье, молодость, жизнь…
В эти последние дни он окружил ее заботой, был с ней 24 часа в сутки и переживал небывалое счастье. Он боялся, что она уйдет, он готов был отдать свою жизнь, лишь бы сохранить ее. И если бы кто-то напомнил ему о том, что месяц назад он ненавидел свою жену и мечтал развестись, он бы сказал: «Это был не я».
Он видел, как ей тяжело прощаться с жизнью, как она плачет по ночам, думая, что он спит. Он понимал, нет страшнее наказания, чем знать срок своей кончины. Он видел, как она боролась за жизнь, цепляясь за самую бредовую надежду.
Она умерла спустя два месяца. Он завалил цветами дорогу от дома до кладбища. Он плакал, как ребенок, когда опускали гроб, он стал старше на тысячу лет…
Дома, под ее подушкой, он нашел записку, желание, которое она писала под Новый год: «Быть счастливой с Ним до конца своих дней». Говорят, все желания, загаданные под Новый год, исполняются. Видимо, это правда, потому что в этот же год он написал: «Стать свободным». Каждый получил то, о чем, казалось, мечтал. Он засмеялся громким, истеричным смехом и порвал листочек с желанием на мелкие кусочки…

209

Все люди, как книги, и мы их читаем,
Кого-то за месяц, кого-то за два...
Кого-то спустя лишь года понимаем,
Кого-то прочесть не дано никогда...
Кого-то прочтём и поставим на полку,
Пыль памяти изредка будем сдувать...
И в сердце храним... но что с этого толку?
Ведь не интересно второй раз читать!
Есть люди-поэмы и люди-романы,
Стихи есть и проза - лишь вам выбирать...
А может быть... вам это всё ещё рано...
И лучше журнальчик пока полистать?
Бывают понятные, явные книги,
Кого-то же надо читать между строк...
Есть ноты...сплошные оттенки и лиги...
С листа прочитать их не каждый бы смог...
Наш мир весь наполнен загадкой и тайной...
А жизнь в нём... лишь самый длинный урок...
Ничто не поверхностно и не случайно,
Попробуй лишь только взглянуть между строк...

210

Простить себя
Жил-был человек, а потом, как водится, умер. После этого оглядел себя и очень удивился. Тело лежало на кровати, а у него осталась только душа. Голенькая, насквозь прозрачная, так что сразу было видно что к чему. Человек расстроился — без тела стало как-то неприятно и неуютно. Все мысли, которые он думал, плавали в его душе, будто разноцветные рыбки. Все его воспоминания лежали на дне души — бери и рассматривай. Были среди этих воспоминаний красивые и хорошие, такие, что приятно взять в руки. Но были и такие, что человеку самому становилось страшно и противно. Он попытался вытрясти из души некрасивые воспоминания, но это никак не получалось. Тогда он постарался положить наверх те, что посимпатичнее. И пошел назначенной ему дорогой.
Бог мимолётно посмотрел на человека и ничего не сказал. Человек решил, что Бог второпях не заметил других воспоминаний, он обрадовался и отправился в рай — поскольку Бог не закрыл перед ним двери.
Прошло какое-то время, трудно даже сказать какое, потому что там, куда попал человек, время шло совсем иначе, чем на Земле. И человек вернулся назад, к Богу.
— Почему ты вернулся? — спросил Бог. — Ведь я не закрывал перед тобой врата рая.
— Господь, — сказал человек, — мне плохо в твоём раю. Я боюсь сделать шаг — слишком мало хорошего в моей душе, и оно не может прикрыть дурное. Я боюсь, что всем видно, насколько я плох.
— Чего же ты хочешь? — спросил Бог, поскольку он был творцом времени и имел его в достатке, чтобы ответить каждому.

— Ты всемогущ и милосерден, — сказал человек. — Ты видел мою душу насквозь, но не остановил меня, когда я пытался скрыть свои грехи. Сжалься же надо мной, убери из моей души всё плохое, что там есть!
— Я ждал совсем другой просьбы, — ответил Бог. — Но я сделаю так, как просишь ты.
И Бог взял из души человека всё то, чего тот стыдился. Он вынул память о предательствах и изменах, трусости и подлости, лжи и клевете, алчности и лености. Но, забыв о ненависти, человек забыл и о любви, забыв о своих падениях — забыл о взлётах. Душа стояла перед Богом и была пуста — более пуста, чем в миг, когда человек появился на свет.
Но Бог был милосерден и вложил в душу обратно всё, что её наполняло. И тогда человек снова спросил:
— Что же мне делать, Господь? Если добро и зло были так слиты во мне, то куда же мне идти? Неужели — в ад?
— Возвращайся в рай, — ответил Творец, — ибо я не создал ничего, кроме рая. Ад ты сам носишь с собой.
И человек вернулся в рай, но прошло время, и снова предстал перед Богом.
— Творец! — сказал человек. — Мне плохо в твоём раю. Ты всемогущ и милосерден. Сжалься же надо мной, прости мои грехи.
— Я ждал совсем другой просьбы, — ответил Бог. — Но я сделаю так, как просишь ты.
И Бог простил человеку всё, что тот совершил. И человек ушёл в рай. Но прошло время, и он снова вернулся к Богу.
— Чего же ты хочешь теперь? — спросил Бог.

— Творец! — сказал человек. — Мне плохо в твоём раю. Ты всемогущ и милосерден, Ты простил меня. Но я сам не могу себя простить. Помоги мне?
— Я ждал этой просьбы, — ответил Бог. — Но это тот камень, который я не смогу поднять.


Вы здесь » АнтиДом2 » Другая жизнь - другие интересы » Литература