с Гламура
Detached
Кокос даже не понял, было в этом году бабье лето или нет. Для него ранние холода обернулись большой неприятностью: его обычная пища - мыши - исчезли! Наверное, залегли в какие-то свои зимние норки. Кокос побродил по периметру, посмотрел на недосягаемых белок и птичек. Вспомнил, как летом, голодный, он однажды залез высоко на дерево, чтоб поймать птичку. Взобравшись на ветку, птички Кокос там не обнаружил. Взглянул вниз - и понял, чем отличается от птички: у него не было крыльев! Но тогда был Генка, который снял его с ветки и накормил. А теперь Генки не было...
Кокос подошел к одному из домов в периметре. Дверь была заперта, Кокос заглянул в окно: за столом сидели люди и ЕЛИ ! Кокос жалобно мяукнул, но его не услышали: люди, все четверо, громко обхохатывали какое-то корыто. Потом самая веселая самочка, которую почему-то называли аргентинская вдова, сытно рыгнула и пояснила: "Я так объелась!" Опыт жизни в периметре подсказывал Кокосу, что самочке ее нынешний статус предписывал совсем другое поведение, не хохот и обжорство, но, может, он чего недопонимал в силу своего кошизма и юного возраста...
Голод усиливался. Благородное происхождение не позволяло коту клянчить еду, он был молчаливым и сдержанным. Но из персохшего без воды и еды кошачьего горлышка уже рвался жалобный МЯВ!
"Скоро как люди стану," - мрачно подумал Кокос. - "За жратву глотку рвать стану, воровать начну, горло перегрызать буду тому, кто у меня украдет..."
Моральное падение благородного кота началось с нырка в кастрюлю на плите. Кокос сдвинул бархатной лапкой крышку. Кастрюля была пуста
Обитатели дома были ленивы и неопрятны. Это свинство обернулось для Кокоса благом: возле холодильника валялось несколько объедков. Кокос быстро и жадно проглотил колбасную шкурку, засохший кусочек сыра, хлебные крошки... Этого было мало! Забыв правила, внедренные в его генетический код столетиями котоводческой селекции, Кокос взвыл истошным ором бродячего помоечного кота!
Голодный вопль привлек внимание вновь прибывшей, загорелой и веселой обитательницы Дома2. Она с трудом признала в воющем, жалком существе вальяжного и интеллигентного Кокоса! У всех законных обитателей были чашки, тарелки. У Кокоса не было даже этого минимума! Ветчину ему накрошили в человеческую тарелку! Кокос жадно набросился на еду, а загорелая обитательница тем временем разглядывала несчастное животное: "У него ЛИЦО стало другое! Мужиковатое! Он теперь никакой не Кокос! Он Васька!" - "Да хоть Сэмиком назови, - думал Кокос, поглощая нездоровую пищу, жирную нитритно-нитратную ветчину. - Жрать только давай!..."
Тарелка мгновенно опустела. Кокос еще долго, жалобно смотрел на нее, вылизывал, намекая, что не наелся, но от умоляющего Кокосьего взгляда больше в тарелке ничего съедобного не завелось...
А далеко от Москвы телезрительница схватила своих кошек. Одна, ласковая и нежная Синди, погладила ее лапкой по лицу и весело засунула ей хвост прямо в глаз. Другая, по кличке Враг Человека, попыталась лицо исцарапать, а глаз этот вынуть когтистой лапой. Но ловкая хозяйка от когтей увернулась и даже изловчилась поцеловать Вражью мордочку! Несмотря на разницу в характерах, мысли у кошек в этот момент были одинаковые: "Досмотрелась Дом2... Совсем рехнулась!"
А в спальне на втором этаже в этом самом Доме2 несчастный соплеменник избалованных кошек лежал в пыли под кроватью и тихонько постанывал. После жирной и соленой ветчины ему нестерпимо захотелось пить. Вода нашлась только в бассейне. Она была грязная, воняла хлоркой, в ней плавали волосы и стафилококки. Но даже эта малоспитъебная жидкость была для Кокоса почти недосягаемой! Он не доставал до нее мордочкой, поэтому макал в воду лапку и жадно ее облизывал! Потом вспомнил житейскую мудрость: "Жить захочешь - не так раскорячишься!" - напрягся и сумел-таки полакать мерзостной жижи из бассейна!
Теперь у Кокоса болел животик. Он не умел плакать и жаловаться. Он просто лежал на пыльном полу и смиренно страдал...
Издалека доносились звуки человеческой жизнедеятельности: хохот, топот, чавканье. ОНИ строили любовь...